...«Штуковина», которую он достал из чемодана, оказалась тремя довольно длинными цепочками, прикрепленными к небольшому, диаметром в сантиметр, металлическому кольцу. Каждая из цепочек заканчивалась небольшой пластмассовой прищепкой, «крокодилы» которой были не гладкими, а с мелкими, в пару миллиметров, острыми зубцами.

Я подошла вплотную к нему. Двумя пальцами он крепко ухватил меня за сосок, приподнял грудь. Я отвернулась, догадываясь, что будет дальше, и в этот момент мне почему-то вспомнилось, как мне, маленькой, делали прививку в поликлинике. Когда медсестра брала шприц в руки, я крепко зажмуривалась и отворачивалась, напрягаясь всем телом в ожидании страшной боли. А в итоге все оказывалось не так уж и ужасно.

Вот и сейчас я закрыла глаза и… А-а-а! Черт возьми!!! Острая, нестерпимая боль пронзила чувствительное место. Секунда, другая, третья… Боль не уменьшалась, но странное дело: казалось, что если попытаться не анализировать свои ощущения, а принять все как есть, это вполне можно вытерпеть. Второй сосок: да, больно, очень больно. Но когда ты готова к этим ощущениям, все уже не так страшно. Интересное дело: выходит, знакомая боль воспринимается гораздо легче?

Я вспомнила о третьей прищепке и похолодела. По моим раскладам выходило, что место ей – на клиторе. Этого я точно не вынесу. Нет, просьб прекратить пытку он от меня не услышит, а вот сознание я могу потерять запросто. Со мной уже пару раз случалось такое в кресле у стоматолога, правда, давненько, когда врачи норовили лечить зубы без наркоза: терпишь до последнего, думая, мол, «вот еще немножко я выдержу» – и приходишь в себя от запаха нашатыря, когда перепуганная медсестра подсовывает тебе под нос смоченный им комок ваты.

Я сцепила зубы. Ну вот, сейчас, сейчас… и… И прищепка зацепилась где-то в складках половых губ. Какая ерунда, вполне терпимо. О том, что будет дальше, я уже не думала, полностью сосредоточившись на том, чтобы достойно выдержать то, что уже чувствовала. Это было нечто вроде медитации, только жестокой и страшной. Обычно люди, желая изгнать из головы посторонние мысли, прибегают к разным хитростям – специальному дыханию, чтению мантр вслух и про себя, аутотренингу. А тут и стараться особо не приходилось: боль выметала из головы все лишнее, полностью затопляя ум и принося, как ни странно, облегчение.

Тем временем он надел мне повязку на глаза и, взяв за плечи, подвел к станку. Я почувствовала бедрами холод металлических распорок, на которых была установлена доска. Он взял меня за шею и уложил на нее. Щека легла на прохладную кожу обивки, руки свесились вниз.

-Я мог бы зафиксировать тебя как следует, - сказал он, - но я не хочу этого. Ты сама будешь хорошо себя вести, правда?

-Да, - честно говоря, я не очень хорошо соображала, что ему от меня надо.

И тут началось. Мне казалось, что я помню эти ощущения – когда плетка со свистом опускается и обжигает тело. Но выяснилось, что мой жалкий предыдущий опыт – сущая чепуха. Вначале, впрочем, все было… Ну вот не знаю, можно ли предложить такую странную шкалу: «Нормально-ужасно – просто ужасно – чудовищно – невыносимо». Тем не менее, что-то подобное я и почувствовала. Первые же удары выбили меня из колеи. «Мучительно, но я вытерплю», подумала я. Вытерплю, вытерплю… еще терплю… Нет! Все! Не могу больше!

Сила ударов нарастала, вначале я пыталась их считать, но быстро сбилась со счета, мне казалось, пытка длится уже целую вечность. Между тем, думаю, на самом деле прошло не больше минут десяти. Все, сейчас я сдохну! И…

…И тут со мной произошло нечто удивительное и неожиданное. Сложно подобрать слова для описания этого состояния, и все же я попробую. Вот представьте себе, что вы в жаркий солнечный день взбираетесь на крутую гору: пот заливает лицо, боль в натруженных ногах становится невыносимой, обожженная кожа горит — и вдруг прямо с вершины вы прыгаете (а лучше — падаете как подкошенный) в прохладное чистое озеро. В какую-то долю секунды мучения прекращаются, вам становится легко и хорошо... Или нет, пожалуй, это слишком высокопарное сравнение. Постараюсь объяснить проще. Предположим, внутри у вас установлен некий шаровой кран. Вот его открывают до отказа, ставят в крайнее левое положение, и ваши внутренности заливает ледяная вода. Мучительно, невыносимо, до ломоты она обжигает все тело, и когда боль уже кажется нестерпимой, вдруг какая-то невидимая милосердная рука быстро поворачивает кран вправо. Вода продолжает хлестать, но струя становится теплой, горячей, заледенелое, сведенное судорогой тело расслабляется...

Что-то подобное я и почувствовала во время экзекуции. Вот я терплю, сцепив зубы, потом терпение заканчивается, я кричу, из глаз льются слезы, я виляю задницей, пытаясь увернуться и понимая, что это бесполезно. Удивительно - хотя мне кажется, что я прямо сейчас умру, мне при этом даже в голову не приходит не то что спрыгнуть с пыточного станка (а ведь меня к нему не привязывали!), но и просто попросить остановиться. И вдруг — щелк! - в долю секунды боль... нет, не пропадает, а кардинальным образом меняется: невыносимо резкие и мучительно болезненные удары начинают восприниматься как горячий душ после того, как промерзнешь до костей – и больно, и дух захватывает, но… хочется еще и еще.

Я уже не сжималась в комок, инстинктивно пытаясь увернуться – наоборот, тело расслабилось, дыхание замедлилось, а ум… ум как усталый путник, вытянувшийся наконец на мягкой постели, отключился, наслаждаясь бесконечным «здесь и сейчас». Нет, я не провалилась в забытье: если бы у меня спросили, кто я и где нахожусь, я бы ответила – может быть, заплетающимся языком, сбиваясь на каждом слове. Но отвечать не хотелось – хотелось просто оставаться в этом вневременном состоянии.

Я почувствовала, как мою голову приподняли за волосы:

-Как ты?

-Нормально… хорошо… - ответила я после паузы, не открывая глаз. Мне действительно было хорошо.

-А так? – мне показалось, что сила и частота ударов увеличились, но это, как ни странно, доставляло наслаждение.

-Хорошо… - вздохнула я снова. Все другие слова просто забылись.

И вдруг – секундный перерыв, и… За что?! Новая, непривычная резкая боль, пронзившая бедра, словно зацепила меня стальным крючком и выдернула из этого блаженного состояния.

-Считай до двадцати! - едва услышала я сквозь красный туман в голове.

Раз… Два… Тричетыре!... пауза…Пять… пауза… Шестьсемьвосемь!

Рваный ритм ударов стал для меня дополнительным мучением. С трудом я дотерпела до девятнадцати, изготовившись к последней, самой сильной боли, и… Ничего.

-Я оставлю его на следующий раз, - он взял меня за плечи, помог подняться, затем обнял и прижал к себе. – Отдохни немного.

И снова произошла странная вещь. У меня на глазах была повязка – та самая, уже знакомая, из плотной ткани, собранной на резинку, чуть тесноватая. Но когда я почувствовала щекой тонкий хлопок рубашки, горячую жесткую кожу груди под ней и попыталась расслабить дрожащее измученное тело в тесном кольце его рук, я вдруг увидела – да, увидела! – всю сцену. Она воспринималась очень объемно, как будто видела я ее не глазами, а каждой клеткой тела. Голубая рубашка с мелкими пуговицами, к которой я прижалась щекой, полутемная комната, валяющиеся на столике у дивана плетки — их было три, точно, три. А ведь я, перед тем, как мне завязали глаза, не успела толком рассмотреть, что он доставал из чемодана.

Уже потом, вспоминая и анализируя свои ощущения, я поняла, что это, возможно, и было так называемое «кожное зрение». Но может, это был всего лишь плод воображения? Знать бы наверняка!

Тем временем он отвел меня к дивану, уложил, но дальнейшее я, честно говоря, воспринимала довольно странно. Обычно секс и связанные с ним ощущения и переживания считаются достойным финалом. Наверное. Но для меня только что испытанный «поворот крана» оказался настолько потрясающим опытом, что вытеснил все остальные впечатления напрочь. Нет, я не могу сказать, что то, что происходило дальше, было плохо – о, нет. Но после пережитого фрикции казались не «вершиной наслаждения», как пишут в дурных романах, а чем-то очень простым, славным и приятным. Сродни обычным объятиям. Интересно, почему большинство людей считает, что это одно из самых сильных переживаний? А я ведь раньше тоже так думала. Но только что я узнала, что бывают впечатления и посильнее, чем естественное и… безболезненное соединение.

Когда все закончилось, мне казалось, что я не могу пошевелиться вообще. Что дальше? Он встал, подошел к своему чемоданчику и, покопавшись в нем, достал косичку, хитро сплетенную из грубой бурой веревки. Встряхнул ею – веревка расплелась. Криво улыбаясь, он одним концом веревки туго связал мне запястья, другим – щиколотки. Что было дальше – не помню: я провалилась даже не в сон, а в какое-то глубокое забытье, как в колодец.