Довелось мне намедни проваляться неделю в больнице. Палата на двух человек. Соответственно лежу я и еще одна барышня моих лет. Ванильная. Ее навещает муж, меня - мои нижние.

И барышня на первый взгляд являет собой тот самый, искомый многими нижними идеал госпожи по жизни. Первостатейная стерва. В отсутствие мужа бросается псисадировать уборщиц, медсестер, врачей, родных по телефону. Ее послушать - тащит все на себе работая в 2 смены, сначала работая на работе, а потом работая дома т к "это тело" т е муж ничего без нее не сможет, даже яичницу пожарить.

Я поймала себя на мысли что эта женщина загнала себя в ловушку своим самоутверждением. Мне просто не надо доминировать обслуживающий персонал чтобы чувствовать себя в силах, и не надо публично унижать родных чтобы знать что еще жива. Так мы лежали, я вяло отбивалась от ее попыток и меня воспитывать тоже, на нее обманчиво действовала моя мягкость и вежливость. Она не понимала что это не равно слабости, а просто я иначе самоутверждаюсь. Когда она поняла что не выходит меня подмять - она стала разговаривать со мной как с подругой. Суть разговоров сводилась к тому что все мужики - козлы и беспомощные мудаки. Я эти разговоры ни разделить, ни поддержать не могла, ибо знаю видимо мужчин с другой стороны. Мои не были беспомощными.

Она видела как пятый навещает меня, кормит домашней, приготовленной его руками едой. Как он разбирается вместо меня с персоналом. Она видела сильного мужчину, которому я не нужна как подпорка, прачка и повариха, как мамка, а нужна как личность, и нужна настолько что он пожалуй сам обо мне позаботится. И в то же время видела что у меня (слабой в ее понимании, не демонстративной, не хамящей), есть власть над ним. И это разрывало ей шаблон.

За пятым она чувствовали силу и как то интуитивно при нем смирялась и уменьшала свою стервозность. К концу этой тяжелой недели произошел в ее уме довольно странный феномен - она методом переноса научилась уважать и меня. И заняла довольно сервильную позицию. Я же относилась к ней с ровной вежливостью как при ее хамстве, так и при ее смирении