Я в детстве не наигралась в игрушки. У меня было штук 20 кукол, которым я перманентно отрывала ручки-ножки (чтобы понять, а что у них внутри), отстригала волосы «под бобрик», а потом рыдала, не в силах понять, что они не отрастают. Я придумывала им имена и судьбы, ставила пьесы, в театре одного зрителя и режиссера.

Была Ирина, которую мне привезли чуть ли не из-за границы в 1, 2 м. ростом, с золотыми локонами и умением ходить за ручку, если ее поддерживать. Я ее побаивалась, т.к. ростом она была с меня, и явно что-то затевала таращась на мир голубыми глазенками.

Помню Изабеллу, мой приз женского кокетства, которую подарил мне друг с моего двора, купленную на деньги, которые он собирал на покупку какой-то машины. Но что такое, какая-то машина, когда рядом мается девушка 5 лет от роду, которой неистово хочется новую игрушку. Естественно он уступил. И купил. И подарил. И мыл в тазике ей голову вместе со мной, и даже имя это дурацкое Изабелла мы придумали с ним вместе. Прошло много лет и много подарков – но ту черноокую Изабеллу помню до сих пор.

Любимый пупс Алена – с хомячьими щеками и в красном чепчике. У нее закрывались глаза, она говорила «Мама», и я испытывала к ней такой материнский инстинкт, который в осознанном возрасте смогла испытать только ухаживая за новорожденными щенятами и котятами. Дети такого же восторга у меня до сих пор не вызывают.

Мои куклы были прекрасные – абсолютно разные, со своими характерами, судьбами, степенью моей любви к каждой. Некоторые отложились в памяти. Иных не помню вовсе.

А потом настала эпоха людей-кукол. Так же мной обожаемых. Которых можно было изводить, диктовать свои правила, придумывать им характеры и лепить под этот вымышленный образ. обнажать души, оголять тело. Выворачивать наизнанку мысли и эмоции. Жестко обрубать связи с надоевшими и холить любимчиков. Проверять на прочность, на грани возможного и опять мучится мыслями «А что же там внутри?»