Начало здесь, тыц ЧЁРНО-БЕЛОЕ КИНО. ФИЛЬМ ПЕРВ...

ДВА БИЛЕТА ДО КОНЕЧНОЙ

-Вот видишь, - сказал бес, положив пульт на столик, - видишь, что бывает с теми, кто не сдаётся. Их сдают. И запросто сдают, скажу я тебе. Как стеклотару. Ты же уже был стеклотарой, или забыл? Жаль, если так. Короткая память - длинные последствия.Впрочем, решать всё равно тебе.

- А я уже давно для себя всё решил, - ответил я и взял в руки бесовской пульт. пульт, как пульт - 500 рублей на рынке. Твоя история про Звезду и камень, конечно поучительна, но ты перевираешь суть. Отважное безумие всё равно остаётся безумием, а то, что случилось - результат безответственности с одной стороны и гордыни с другой. Да и твои уши во всей этой истории торчат тут и там, ты же очень постарался, чтоб всё случилось именно так?

Бес кивал и улыбался, довольный собой.
- Вот и ты - само безумие и отвага. Ха-ха!
- Нет, ответил я, - безумие основанное на математике превращается в романтику, способность вытереть ноги об собственную гордость порой оборачивается бриллиантом, а безответственность... Безответственность - это всегда плохо. Порой даже хуже, чем безответность. Смотри.

Я нажал на пульте кнопку и по экрану побежали титры и серая рябь.
"Фильм основан на внатуре нереальных событиях" - сообщала мерцающая надпись.

" Имена, внешность и место жительства главных героев, по понятным причинам, не имеют значения"- сменил её следующий титр.

"Любые случайности являются неслучайными"- сообщил третий.
После этого на экране поплыл урбанистический пейзаж какого-то областного центра. Камера оператора кружила над домами и скверами и даже на чёрно-белой плёнке было видно, что по улицам шатался пьяный апрель...

*

Весеннее солнце грело жарче, чем на самом деле, но кто это хотел понимать?
Никто. Всем было безразлично.

Потому что по улицам шатался пьяный апрель, который орал в сердца и уши похабные песни и швырялся по уставшим веткам зелёной мелочью из карманов. Апрель был пьяный и солнечный, он пинал ветром конфетные фантики и всё норовил заглянуть под платья первокурсницам. Он наливал без разбору всем, пил не закусывая и даже пытался декламировать стихи устами безнадёжных прагматиков.

По улицам шатался пьяный апрель и она шла вместе с ним под руку - молодая, красивая и безумно влюблённая.
Любовь её была широка и объёмна. Она позволяла ей любить не только Его, но и всех без исключения прохожих, кошек, собак и бездонное голубое небо над головой.

Любовь её светилась белоснежной улыбкой и готова была расцеловать и обнять весь прекрасный и добрый мир.

Но не сейчас.
Потому что руки у неё были заняты.
Она несла в них подарок Ему. Это был цветок. Один. Всего один, потому что он любил именно так.

"Цветок похож на сердце и подарок этот символичный, и поэтому дарить букет - нечто сродни обману.Двух сердец не подарить. Не жди от меня букетов, их не будет.Букет - это ложь, а тот, который я тогда принёс - не считается, потому что... сама знаешь почему. А вот этот цветок - не просто так.Это моё сердце целиком. И выбирал я его не просто так. Сначала разговаривал в магазине со всеми этими розами и только когда нашёл понимание - купил именно этот цветок.

Он не случайный и не самый красивый. Он часть меня. И после этого ты смеешь заикаться о каком-то букете?"- так когда-то объяснил он ей своё отношение к цветам.

И нужно ли говорить, что она приняла и перенялась им?
И сама стала поступать так же. Точь-в-точь.
Зайдёт в магазин, посмотрит цветы, поговорит с ними и только потом выберет. Тот самый. Свой цветок. Своё сердце.

Только она любила розы, а Он предпочитал гвоздики.
Единственное - он называл их не гвоздИки, а гвОздики. Смешно так... ГвОздики.

Да он и сам был гвоздиком. Такой же ровный, тонкий и крепкий.
Несгибаемый.
И с гвоздями, да и со всем железным, он был на "Ты".
И гвоздей у него было много.

*

Сначала он наколотил ей гвоздей в сердце и прибил накрепко к себе. Постепенно, ровно и аккуратно.
Так ровно, что невооружённым глазом она порой и рассмотреть не могла, где кончается он и начинается она.

Он мог пригвоздить и обездвижить её взглядом. Прибить гвоздями своих глаз её к стулу или к дивану.Или просто к стенке.

взгляд его становился тяжёлым и хищным в эти моменты, рот немного приоткрывался, слегка обнажая зубы, а она ощущала себя то ли мышкой, то ли белкой перед готовым к броску удавом.

Беспомощной и бессильной. Понимающей, что суждено быть съеденной и растерзанной, но не способной противостоять.
Дыхание её сбивалось и становилось глубоким, глаза заволакивались мутной дымкой, а внизу живота начинало что-то гореть и плавиться.

А потом удав совершал свой бросок.
Обвивал кольцами, душил и проглатывал.
Извивался по её телу, шипел что-то в уши, рвал и кусал, оставляя синяки.
Потом бросал чуть живую и измочаленную, отползал в сторону, сворачивался в кольца и наблюдал за тем, её ошарашенное сознание возвращается в уставшее тело.

А она говорила какие-то глупости, лежала без сил и не могла пошевелиться, словно гвозди, забитые его телом были самыми настоящими...

*

Гвозди...
Сколько же гвоздей было вбито им в её доме, в её сердце и в их отношения...
Да и кто станет считать гвозди?

Но те - самые первые, самые внезапные и откровенные гвозди она не забудет никогда.

С них всё начиналось и ими же всё закончилось.

Этими гвоздями он забил её окно в прошлое. Откровенно скажем - дрянное такое прошлое. Стыдное и больное.
Ненужное и бесперспективное.
О котором сейчас не очень-то и хочется вспоминать, а тем более - кому либо рассказывать.

Помимо заколоченного окна, из которого тянуло смрадом, он ещё умудрился аккуратно так прибить её веки. Чтоб не закрывала глаза и училась видеть очевидное.

сделал он это без молотка, естественно. Просто руками. Ладонями, кулаком.
Крепко так... Не щадя.
В кровь.

*

Это было в другой жизни.
И это тоже был апрель и тоже пьяный.
Только он обожрался какой-то бормотухи с дихлофосом, блевал, дурел и сходил с ума от горячечных галлюцинаций.

С распахнутых окон четвёртого этажа Король и Шут собирался прыгнуть со скалы и звал её за собой.

Это были окна крематория, в котором она горела заживо и мусорный ветер швырял на улицу что-то белое. Это был снег, пепел, перо и пух вперемешку с наркотиками.

Пепел шелушился с её обгоревшего сердца. Оно тлело и жарилось. Оно хотело прекратить дышать и умереть, чтоб это собачье сердце наконец-то потухло чёрным угольком или выгорело уже дочиста.

Но оно всё продолжало жечь её грудь, словно кто-то или что-то регулярно подкидывали туда новых дров из эмоций, политых керосином страдания.

Ка она ненавидела своё сердце - этот дурацкий, ненужный и вредный орган, от которого так сложно избавиться.
И ведь сколько там того сердца - с кулачок, ан нет - терзает, мучает, ноет. Не угомонится никак.

-Нахрена мне это дерьмо внутри, - выла она, закрыв мокрое лицо ладонями, - Господи, за что? За что ты всунул мне внутрь эту гадость? Почему именно мне? Что я такого сделала? Избавь меня от этого никому не нужного непотребства! Пусть я буду обычной, как все.Пусть я не буду какой-то псиной!

Или убей! Убей меня, Господи, ведь я не хочу и не умею так жить! Вырви из меня эту дрянь, вырежи её, уничтожь, сожги. Мне это ненужно, мне это больно, я так не хочууууу!

И она вскакивала с пола, металась по комнате, подбегала к серванту и падала на колени перед стоявшими там образами доброго Иисуса, Богородицы и Святых угодников.

Она тянула к ним руки и молила, то в голос, то про себя о чём-то изречениями бессловесными, но тем более понятными той высшей силе, определяющей всё и вся, и называемую нами Богом.

Но Бога не было.
По крайней мере, здесь- в квартире четвёртого этажа.
То есть Он, конечно, был. И с распятым Иисусом, и со слепой Матроной и с убиенными мученицами Верой, Надеждой и Любовью.

Но не с ней.
Не здесь.
Здесь не было Бога. Был только пепел и мрак с горящими в нём то ли угольями, то ли глазами...

Бог отвернулся от неё. Бог проклял её и ушёл. Он был слеп к её страданиям и глух к её крику.
Богу было либо наплевать, либо он сам стал изощрённым садистом и шаг за шагом втаптывал её всё глубже в тоску и безысходность.

Сначала была убита Вера.Давно уже, почти сразу, как это всё началось. Выстрелом в голову.
Надежду, её последние крохи запустили в мясорубку вчера.
Осталась только, сбежавшая из психиатрической лечебницы Любовь. С безумной улыбкой и тёмными мешками под глазами. Но эта дура без Надежды и Веры умела только издеваться и жечь адовым пламенем. Это была Любовь без позитива и от неё в душе шёл снег.

Снег падал из низкого свинцового облака одиночества.
Она встала и отошла от икон, чтобы накинуть кофту. Было очень холодно здесь, одной в занесённом снегом безмолвном поле.
Снег валил хлопьями, стеной, снег проглатывал все звуки и вскоре белая холодная бесконечность стала абсолютно безмолвной.

А она в полной мере смогла ощутить КАК она на самом деле одинока.
Она не один, не единица. Она абсолютный ноль.
Температура, ниже которой не бывает.
Такая же неподвижная и безжизненная. Такая же пустая.

Ресницы и брови её покрылись инеем, холод не разрешал дышать, кофта не помогала и ей пришлось прятать своё замерзшее естество под одеялом.

Вот сейчас, ещё чуточку. Она околеет и её не станет. Превратится в лёд и, наконец-то, перестанет существовать.
Но сумасшедшая старуха Любовь подкидывает в сердечный пожар новые поленья и пытка не кончается...
Её руки и губы может согреть один телефонный звонок, окрик или ( о, чудо! ) прикосновение тех самых рук или ног в ботинках. Пусть даже пренебрежительное или отталкивающее, но прикосновение.

Но этого не будет. И вчера он ясно дал это понять. Неудивительно - кому захочется прикасаться к такой мрази, как она.

Память снова закрутила бесконечную телепередачу про вчерашнюю ночь, когда она с его же подачи, поставила крест на свою могилу.
И это было логично, потому что зарыла себя она много раньше...

Колючий ветер гнал по её душевной могиле мусор из горелых иллюзий, а серое небо без солнца и Бога густо припорашивало неопрятный земляной холмик, под которым лежал её внутренний мир, то ли снежной крупой, то ли амфетамином...

Скомканная и растрёпанная, как старая мочалка, телесная оболочка её валялась на полу безвольной тряпкой.
Мысли её умирали новорожденными, ноздри жгло от кисло-горькой дряни, а стены психоневрологической лечебницы рыдали навзрыд, вспоминая о ней.

Перегруженный стрессом и веществами организм таки выпросил тайм-аут в депрессивном марафоне и всё более погружал её в состояние амёбы.

Поэтому на звонок в дверь она отреагировала лишь с третьего раза и, заставив себя встать, потопала босыми ногами в коридор. Ни на "Кто там?", ни на дверной глазок у неё не было ни сил, ни желания. Не всё ли равно, кого там черти принесли?

Катя повернула замок и нажала ручку. Дверь открывалась внутрь.

*

Ангелы и демоны, взявшись за руки, кружили стремительный хоровод вокруг его кучерявой головы и наперебой кричали в уши о том, что нужно сделать и как поступить.

Дима снял очки, в который раз уже встал из-за стола и принялся мерить комнату шагами.

Буквально вчера Дима закончил с отличием ВУЗ, он был со всех сторон положительным парнем, не курил и не употреблял, читал на досуге Евангелие и даже иногда ходил в церковь. Для него было важно поступать правильно, поэтому он так силился распознать голоса ангелов от того, чем искушают демоны.

Но это было решительно невозможно.
Демоны то и дело меняли личины и пели елейными голосами.
Демоны швыряли в ангелов грязью, перебивали их и попытки разобраться в этой вакханалии добра и зла только сильнее запутывали его и без того сумбурные мысли.

-Цветы, мой юный друг, - вещал ему светловолосый юноша в белых одеждах, - подари ей цветы. Она их, конечно, не заслужила, но тем ярче ты подчеркнёшь своё отношение к ней. И своё всепрощение. Это оценят.

-Именно, цветы, - радостно соглашался Дима и щёлкал пальцами. -Цветы должны быть. Неприменно. И всепрощение. Это...Это так великодушно. И сильно.

-Неприменно и великодушно, - величественно кивал ангел и поднимал указательный палец вверх. - Вот только, - ангельское лицо потемнело и сморщилось, глаза загорелись красным, а белые одежды начали тлеть, источая запах серы. - Вот только сделать это нужно было лучше вчера ночью, - лицо ангела окончательно превратилось в рыло и разразилось издевательским хохотом, - сразу после того, как эту разрисованную маркером суку выкинули на танцпол. Ахахахахах! Подойти такой, вручить букет из белых роз, сказать "Люблю" и поцеловать. В губы. Которые до этого, что делали? Ахахахах!

Демоны вперемешку с одногрупниками ржали, как кони и тыкали в него пальцами, награждая эпитетами и сальными шутками.

Двое подошли и, обняв его за плечи, зашагали рядом по комнате.
-Димон, - тот, что справа выпустил струю дыма из клыкастого рта. - Ты же нормальный парень, положительный весь. Нахрена тебе эта конченная?

- Оставь её нам, - поддакивал тот, что слева и подмигивал рубиновым глазом. - Это -проблядь без права на обжалование. Неужели нет нормальных девушек?

- можем познакомит, - включался правый.
-Выкинь этот мусор из головы и дело с концом, - вторил левый.

" Действительно, - соглашался мысленно Дима, чё я как олень..."
-Чё ты, как олень, - правый включил жестикуляцию.
"... бегаю за ней, а она срать хотела на меня и моё внимание.2
-Бегаешь за ней, -левый тоже начал рубить воздух ладонью, - а она срать хотела на тебя и твоё внимание!
- Забей!, - кричал правый.
- Забудь! -шептал левый.
- Распни её, распни, - пели они дуэтом.

" Да нахер мне это надо." - говорил себе Дима и оба его спутника поднимали большие пальцы вверх.

- Кому простите грехи, тому простятся; на ком оставите, на том останутся, - перед ним на коленях стоял кто-то ободранный и грязный, робко пытаясь схватить его за руку. Левый и правый шикали и скалились на оборванца, но подойти не смели и тот продолжал, заглядывая Диме в глаза добрым и тусклым взглядом.

-До седмижды семидесяти раз прощать, а кто без греха, пусть первый камень кинет. А ближнего, как себя любить надо. А зло добром побеждать и спасать заблудших, из огня исторгая...

Старик ещё кричал ему во след строки из Писания, но Дима уже уносил свою беспутную и безответную любовь из геены огненной в Золотой Город под бездонным голубым небом...

Когда-то давно, ещё на первом курсе, он, признаваясь ей в любви, пообещал не отступать, что бы ни случилось. Она смеялась над ним тогда, как и много раз потом в ответ на его ухаживания. и вот он - шанс исполнить обещание...

Он нёс её в Город Золотой, его любовь была сильнее и больше всех её грехов и падений. Но по обеим сторонам дороги из жёлтого кирпича стояли люди - знакомые и те, с которыми ещё только предстояло встретиться. Они кривляли лица, презрительно плевали на землю, отворачивались и не хотели подавать руки.

Он прятал и прижимал её к себе, как ребёнка, но люди насмехались и крутили пальцем у виска.
Кто-то хлопнул его ладонью по плечу и Дима обернулся.
За его спиной стоял Негодяй. Тот самый, который шаг за шагом подвёл давнюю Димину любовь к тому, что произошло вчера и который за годы, которые она пыталась отдать ему себя, превратил её в зависимую безвольную тряпку.

- Я вот, например, её не целую, - сказал Негодяй и широкое лицо его расплылось в ухмылке, - потому что у неё во рту чаще находится то, что мужики не едят. А ты целуешь её? Может тогда и меня поцелуешь, там?- взгляд Негодяя метнулся вниз, - Потому что какая разница? Ахахах!

Девушка в руках Димы начала превращаться в старое мусорное ведро, липкое и зловонное.
Он бросил её на дорогу и пнул ногой за обочину, чтоб не пачкала дорогой его сердцу жёлтый кирпич из фантазий и праведности.

Кулаки сами собой сжимались в молоты и вот он уже готов был прыгнуть на Негодяя и размолотить его в отбивную.

-Давай, давай, ату его!- орали в уши устроившиеся на трибунах вокруг его головы бесы.
-Шайбу! Шайбу! Шайбу! - на бесовских трибунах стояли свист и улюлюканье. Какой-то важный чёрт уже даже начал принимать ставки в его пользу.

Дима несколько лет занимался боксом и умел драться. Сейчас его кулак приедет на машине марки "апперкот" прямо на Негодяеву бороду.

Но кто-то большой и светлый, чьего лица не было видно, остановил руку и прошептал о том, что следует отрясти прах, к ногам прилипший, от того города, где не примут.

Дима, устав и шатаясь, свернул с пути в Золотой Город и упал на диван в своей комнате.

Мерзость вчерашней ночи, бессилие что-либо изменить и водоворот чёрно-белых мыслей опустошили его до дна.
Хотелось просто не думать, и чтоб избавиться от мыслей, он впервые за сегодняшнее утро нарушил молчание.

-Дрянь, - других слов почему-то не было, - грёбанная дрянь. Мразота.
Он, как дракон, шумно выдохнул носом, и сжал до скрежета зубы.
Полежав так несколько минут, он также внезапно вскочил и, захлопнув дверь квартиры, выбежал на улицу и направился в аптеку.

Ангелы и демоны недоумённо смотрели друг на друга и пожимали плечами, не понимая, кто же из них победил...

*

-Какой хороший парень. Такой положительный, - Валентина Ивановна отложила вязание свитера для внучки, поправила очки и, улыбнувшись сморщенными стариковскими губами, посмотрела вслед удаляющемуся спортивной походкой кучерявому парню.

- Да уж, - поддержала её подруга и соседка баба-Катя, не прерывая увлекательнейшего занятия- лузгания семечек. - И не курит, и здоровается всегда. Воспитанный.

- А хозяйственный какой, Кать, - Валентина Ивановна слегка кивнула и теперь её близорукие глаза смотрели на Димину спину поверх очков. - Ты ж посмотри только. С утра уже и в продуктовый сходил. И в хозяйственный и в аптеку. И опять куда-то побежал. Вот это мужик будет, я понимаю.

- Повезёт кому-то, - память бабы Кати мельком, почти касаясь, пролетела над её малорадостной молодостью с мужем-алкоголиком и самодуром. Воспоминания были безразличными, как страница из учебника математики без картинок.

- Главное, Кать, - Валентина Ивановна подняла указательный палец вверх и снизила голос, хотя по близости никого не было, - это чтоб девушка хорошая попалась, а не какая-то профурсетка. Свяжется с вертихвосткой - беда, испортит парня.

- Как эта - с четвёртого, - баба Катя мотнула головой вверх, не снижая темпа лузгательного конвеера.
- Ой, не приведи Господь, - Валентина Ивановна отмахнулась ладонью от образа паршивой девицы-соседки с четвёртого.
Ей было по матерински жаль эту непутёвую девушку, семимильными шагами идущей к пропасти.
- Сколько раз я её пьяной видела, ужас! И это девушка! Молодая, красивая.Нет, не та молодёжь пошла... Совсем о будущем не думают.
- Проститутка она, - баба Катя отправила очередную семечку на переработку под вставные зубы.
-Да ты что! - Валентина Ивановна была о девушке с четвёртого несколько лучшего мнения и такое откровение бабы Кати взволновало и огорчило её так, что всплеснув руками, она уронила с колен клубок шерстяных ниток и тот покатился под лавку.

-Или наркоманка, - баба катя флегматично добила наивность своей подруги и, подтверждая свою правоту, добавила:
- А чего к ней машина-то по ночам ездит, а? Конфеты ей что ли возит, или её в институт?А музыка какая у ней орёт! Наркоманка и есть. И проститутка, тьфу!

Упоминание о громкой музыке ( да и музыке ли? Разве это можно музыкой назвать?) звучащей утром из окон проститутки-наркоманки, таки убедило добрую и от того наивную не по годам Валентину Ивановну в правоте бабы Кати.

Тяжёлые мысли о заблудшем в дебрях проституции ребёнке роем чёрных мух закружили вокруг головы и закололи в старческом сердце ядовитой занозой.

" Господи, прости и сохрани!", - повторила она про себя несколько раз, подняла из под скамейки упавший клубок и через несколько минут уже почти успокоила себя монотонностью вязания и радостными мыслями о подрастающей внучке.

Баба Катя продолжала наполнять бумажный пакет шелухой подсолнечника и пытким взглядом видавшей жизнь старушки, разглядывала прохожих и соседские окна.

Добрый и пьяный апрель неуклюже пытался поправить давним подругам выбившиеся седые локоны, и укутывал согнутые стариковские плечи вязанной из солнечных лучей шалью.

Трёхцветная кошка Нюрка прошла, задев в знак признательности, их ноги линялым хвостом и, усевшись возле Валентины Ивановны, начала старательно умываться, созывая гостей.

Окно падшей девки с четвёртого этажа было закрыто и громкие вопли под несуразную музыку не мешали наполняться двору птичьим щебетом и детским смехом, на фоне шума проезжающих мимо автобусной остановки автомобилей.

-Ивановна, Ивановна, смотри!- затараторила шёпотом баба Катя, теребя за руку товарку.
- Чего?- подняла та глаза и тут же непроизвольно ахнула.

мимо них, приветливо кивнув головой( в который раз уже за сегодня! вот, что значит воспитание и уважение к старшим!) и улыбаясь, прошёл в подъезд тот самый хозяйственный и положительный парень с кучерявой шевелюрой.

В руках он нёс огромный букет.
И не просто букет. Розы. Всевозможных цветов и оттенков. Красные и розовые, белые и жёлтые, кремовые, цвета фуксии и даже с крапинками.

Букет был настолько хорош, что ему завидовали не только старушки на лавочке, но и сама небесная Радуга.

Бабушки смотрели друг на друга и повисший между ними немой вопрос "Кому это он?" поднимался всё выше на воздушных шарах вдоль окон подъезда и никак не находил себе квартиры с верным ответом.

И только чёрно-бело-рыжая кошка Нюрка владела достоверной информацией.
Она закончила намывать лапой свою зеленоглазую мордаху и, соскочив со скамейки, пошла наконец-то по своим кошачьим делам.

Потому что гости наконец-то прибыли и уже даже поднимались к дверям, за которыми их не ждали.

*

- Дайте, пожалуйста, скотча большой моток, хомуты-стяжки, вон те- широкие и длинные. И верёвки метров десять. Толщиной? Ну, я думаю, с палец. Нет, не эту. Это синтетика, а мне нужна пенька.

Вот спасибо. Пакет? Да, даватге. Сколько с меня?

*

- Здравствуйте. Мне пожалуйста зелёнку, йод, вату, бинта - два широких и два узких. Эммм... Сухой лёд, пластырь и мазь "Спасатель". Или "Синякофф". При ушибах, что лучше? Вот её и давайте.

Что ещё?.. Валидол, валерьянку и глицин. Спасибо. И знаете что, дайте ещё ибупрофен и новокаин, на всякий случай. Сколько? А карточки принимаете? Возьмите, пожалуйста. Всего доброго.

*

Ничего ли я не забыл? - морщил лоб Дима, заглядывая в тележку с продуктами. Овсянка, курага, изюм, молоко, сухая картошка, консервы мясные и рыбные... Вроде бы всё...

- Нет, не всё, - бледный мужчина в цилиндре, чёрном фраке и туфлях закрутил в пальцах изящную красную трость с рукояткой в виде рептилоидного глаза.

- Тебе ещё вон в тот отдел.
- Не надо, Дим, ну зачем? Это уже явно лишнее, - женщина в светлых одеждах с лицом чистым и непорочным, как утреннее небо, заступила ему дорогу и сложила руки на груди крестом.

- Сказано ибо, - продолжала она, - Вы же не уподобляйтесь им, ибо дела их суть пустыня безводная, и не дадут они плода, кроме змеи и скорпиона...

Дима несколько секунд, не мигая, смотрел ей в глаза, потом перевёл взгляд на бледного мужчину в чёрном.
Тот саркастически улыбался, кивал молча головой и продолжал вытянутой рукой с тростью указывать на отдел, куда Дима, по его мнению, забыл заглянуть. Рептилий глаз на набалдашнике трости заговорщицки мигнул и словно расплылся в улыбке.

Дима молча обошёл светлую женщину и направился туда, куда отправлял его бес.

В зоотоварах он купил несколько собачьих консервов и самый дешёвый сухой корм на развес.

*

Если Вы не верите в судьбу и высшие силы, то вам, возможно, и не стоит читать того, что здесь написано, потому что наши взгляды на жизнь не имеют точек соприкосновения. Если же это не так, то позволю себе поделиться своими мыслями и наблюдениями по этому поводу.

Судьба человека подобна реке.
В ней есть холодные и тёплые течения, бывает её штормит; в ней есть глубокие омуты и песчаные пляжи, а под толщей вод обитают и жирные вкусные караси, и чёрные гадюки и, норовящие присосаться, пиявки.

Вы можете можете уверенно и легко лететь под парусами попутного ветра вперёд, к тёплому морю, но можете и застрять, если вдруг наступила зима и реку судьбы сковало льдом. В последнем случае лучше переждать до весны.

Так вы сэкономите силы, получите возможность прочесть долгими зимними вечерами кучу правильных книг, а кроме того - не рискуете провалиться под лёд в припорошенную снегом полынью.

Вам вряд ли станут помогать и вытаскивать. У всех у нас свои реки, и нырять за вами в холод и неизвестность рискнёт только тот Человек, для которого вы действительно важны.

Но не нужно ни на кого надеяться - вы сами есть свой главный кормчий и это только ваша река.

Изучайте свою реку судьбы, ибо она не есть непредсказуема и часто рисует нам знаки на берегах, предупреждая о грядущих изменениях или подсказывая путь.

Слушайте плеск волн и внимательно вглядывайтесь в знаки - нарисованы они мелом или углём, и как часто повторяются.

Судьба порой бывает неописуемо добра и предупреждает нас десятки раз перед тем, как закружиться бездонным водоворотом.
Другое дело, что мы часто сами не хотим слышать этих тревожных или радостных звоночков, не хотим верить волнам, кругам на воде и настороженно притихшим птицам.

Но бывает и совсем по другому.
Ваша личная река судьбы вдруг обрушивается с внезапного порога водопадом и разбивается тысячами ослепительных брызг об мшистые валуны. Вам страшно и вы не хотите такой судьбы именно потому, что впереди неизвестности на вопрос "А что там?" нет готового ответа.

Но течение уже подхватило вас и несёт вперёд к отвесному рубежу, после которого вы уже не будете прежним.
Сопротивляться бесполезно и лучшее, что вы можете сделать - постараться выкинуть из головы все плохие мысли и попросить у небесных сил.

попросить того, чтоб всё закончилось добром.
Попросить чистосердечно, от души и без тайной меркантильности.

И тогда они обязательно услышат. И помогут.

Утверждаю это потому, что знаю и сам был очевидцем того, как Дед Мороз кладёт под двери наши самые искренние просьбы. Как и положено - даром и без предоплаты.

но бывает ещё и так, что вы дремали, сидя в лодке и не успели увидеть, что река судьбы оборвалась водопадом куда-то, где вы ещё не бывали.

И вы ничего не можете не только изменить, но даже пытаться сопротивляться, потому что уже находитесь в состоянии свободного падения под рёв и брызги сорвавшейся в пропасть воды.

Именно так и случилось с Катей.

И, увидев на пороге придурковатого соседа-ботаника со второго с пакетом и цветами в руках, она конечно оторопела, но не ощутила того, что пол, на котором она стоит, отсутствует.

Пол, междуэтажные перекрытия, земная кора и ядро были прострелены навылет пропастью неизвестности, а ангелы и демоны сошлись на её краю врукопашную за право первыми встретить то, что выбросит из себя эта самая пропасть на ту сторону планеты.

*

" То что плакала это хорошо. осталось только разобраться, о чём были эти слёзы"

*

" Бля, ну какого хрена... Вот придурок. Ещё и с цветами. Начнёт сейчас мудеть. Что... Охххх...", - когда Катя ощутила гвозди в его руке, мысли перепуганными кошками кинулись врассыпную из головы, а на их место пришёл серый и липкий страх. И инстинкт быть.

Просто быть.

*

-Должен быть другой путь, Дима, - ангел встал между ним и пока ещё закрытой дверью.
_ Всё это фигня, - сказал бес и нажал кнопку звонка.

Она не ожидала увидеть его и увидеть таким.
Помятая и заплаканная, её красота была словно облита гнилыми помоями и казалась отталкивающей.
Глаза её округлились от неожиданности, но сказать Катя уже ничего не успела.
Дима не ожидал предложения войти, он просто сделал это и лягнул двери ногой, захлопнув ангелов по ту сторону.
Бесы без устали подкидывали угля и мазута в адовый котёл, горящий в душе у парня и, судя по всему, не собирались спускать пар, а ждали пока он взорвётся.

Пакет с продуктами, лекарствами и хозтоварами выпал из левой руки и по полу покатилась какая-то консерва.

Катя инстинктивно сделала два шага назад и всё ещё молчала.

-Это тебе, - глухо и спокойно, как мотор из под капота проговорил Дима, протягивая ей букет-фантастику.
-Но не сейчас, - он уронил букет на пол. Но вовсе не потому, что она не протянула за ним рук. Просто он и не собирался отдавать его сразу.

А потом он забил ей свой первый гвоздь.

-В нос, - сказал бес, - с левой.
-Да легко, - согласился Дима, но ангелу удалось увести его руку чуть в сторону и удар пришёлся под правый глаз.
Хороший такой удар, смачный.
Костяшки легли именно туда, куда нужно - и рассечения не будет, и достаточно сильно.

Удар отбросил её за порог прихожей и она влетела в комнату.
Молча.
молча поймала удар, молча приземлилась на пол.Молча пытается встать.
Ну, нет.
Вставать рано. Ещё пару гвоздей.

-В нос, в нос бей, - шептал сквозь зубы бес.
-Полегче!.. Не надо... Девочка же... ну, что ты... Не так сильно... Хватит уже, Дим...- втакт работы кулаков упрашивал его ангел и всеми силами кидался на его руки, отводя их чуть в сторону от злобных целей, и пытаясь ослабить энергию взрыва пустившегося вразнос котла.

после второго гвоздя, забитого в район скулы, Катя уже не пыталась подняться, и Диме пришлось взять её за волосы и приподнять голову.

Так было гораздо удобнее бить.

Правая рука намотала на себя её копну, левая забивает гвозди и в этот момент правая чуть ослабляет хватку, чтоб у головы была возможность мотыляться.

Воет тихонько... Скулит... Кровь на губах - разбиты уже... Пытается закрыться и этим ещё больше раззадоривает, дура... Нечленораздельное что-то... Гематомы под глазами будут... И ухо распухнет... Ещё удар... Молчит и лупит... Ещё гвоздь... Зубы не повредить... Слюна алая на губах пузырится... Хрипит почти... На жалость давит, сука... Руки упали, не пытается больше защититься... Умница, бля... Последний дюбель... Голова об паркет грохнулась... Кровь по полу большими каплями... Из носу струйка закапала... Неужели задел?.. Ладно... Лицо краснеет всё больше и набухать начинает... Волосы-мочалка в красном тоже... Кашляет спазмически... Плюёт красным... Дышит... Лежит тряпкой... Кричать не сможет - сломалась... Делов -то... Королева двора, блять...

-Дима, это лишнее, не смей! - ангел влупил ему звонкую пощёчину и Дима таки поморщился. Может и правда не стоит?

-Да ладно, в самый раз, - хлопнул его по плечу бес, - это будет та самая изюминка, которая подчеркнёт всю палитру вкуса твоей горечи. Кроме того, это всегда полезно. Малахов по телеку говорил.

-Дима, не вздумай!- затопал ногами ангел, но Дмитрий уже расстегнул ширинку и непорочное создание отвернулось, чтоб не видеть этого безобразия.

Жёлтая струя ударила в подбородок и тут же, переместившись по её губам, принялась гулять по лицу, стекая позорными каплями на пол.

Она понимала, что происходит, но сломанному дереву уже безразлично как его будут пилить.
только пронзительное, острое недоумение подростка, которому в школьном живом уголке вцепился зубами в палец маленький белый хомячок при попытке погладить.

Это Дима? Дима? Дима, блять???

-Да, это я, - сказал Дима, словно услышав немой её вопрос, - и я хочу с тобой поговорить.

Он стряхнул последние капли так, словно под ним лежала не безответная любовь последних пяти лет и предмет ночных вожделений и зависти, а .... А просто кусок вонючей земли за какой-нибудь будкой на придорожной заправке в провинции.

Катя немного пришла в себя и теперь тихонько скулила, не смея всё же пошевелиться.
Понимание того, что произошло начало всё отчётливее всплывать в её голове и скулёж становился всё громче, норовя вот-вот перерасти в рыдания.

Вот уже и слёзы брызнули солёной водой и потекли по разбитым щекам, капали с кончика носа на пол, смешиваясь с мочой.

Ещё немного и эти её стоны обиды и боли станут слышны соседям.
Поэтому Дима не стал терять времени и пошёл в прихожую за брошенным там пакетом.

Первым делом понадобятся хозтовары.

*

- Мы, пожалуй пойдём, - сказали ангелы и вышли за дверь.

-Скатертью дорожка, - прокричали им в ответ бесы и, дразнясь, показали во след раздвоенные чёрные языки.

*

- Твоя любовь похожа на дерьмо.
От неё смердит мертвечиной. Она убила тебя. А убивать грешно, ибо, как сказано в Евангелие, любовь не делает ближнему зла. Любовь есть исполнение закона, а ты отвергла этот закон. Отвергла тем, что отвергла себя, созданную по образу и подобию.

Нельзя себя хоронить, деточка. Это грешно.

Она отрешена и в голове её нет мыслей, кроме о том, чтобы жить. Или поскорей умереть. Маньяки непредсказуемы, а этот кучерявый очкарик явно один из них.

Она не говорит и не может кричать - рот её залеплен скотчем и дышать приходится через нос, чудом оставшийся нетронутым после побоев.

Стоит она на коленях, уперевшись руками в пол и широко раскинув ноги.
По другому невозможно.
Лодыжки привязаны к ножкам кровати толстой пеньковой верёвкой. Лечь на пол тоже нельзя - на шею накинуто с десяток широких хомутов-стяжек, а пропущенная под ними верёвка вторым концом привязана к крюку, на котором два часа назад висела люстра.

- Ты хотела любить и быть дерьмом, а так не бывает.Никто не может служить двум Господам, говорится в Библии. И, сменив дар Божий на грязь, ты неизбежно в ней утонула.

позавчера, в ночном клубе, ты выпустила последние пузыри на поверхность. Ты труп и в тебе нет абсолютно ничего, кроме разлагающейся плоти.

Ты отвергала любовь, не только и не столько мою, отвергала любую другую любовь, ведущую к свету.
Ты делала больно, а больно можно сделать лишь тем, кому ты действительно небезразлична.
В том числе и мне.
Скажи, тебе не надоело делать мне больно, а?

Дима сел перед ней на корточки и начал втирать аккуратными лёгкими движениями мазь от синяков в лицо.
Кожа под глазами достигла апогея своей расцветки и стала почти чёрной. Вчера он перестарался, но слава Богу не так, чтобы пришлось вызывать врачей.

Главный лекарь сейчас - он сам.

-Мне вот надоело. Делать. Больно.Но по другому нельзя - мои слова попросту до тебя не дойдут.

Он закончил процедуру с мазью, подошёл к столу и выбрал из вазы несколько роз.

-Видишь? Это розы. вот красная, вот розовая, бардовая, это алая, это ещё какой-то оттенок.
Оттенок чувств, которые принято называть любовью и ассоциировать с этим цветом.

Он замолчал и схватил её за волосы, выворачивая избитую голову. Верёвка не давала этого сделать безболезненно, стяжки впились в её шею и начали душить.

-Ты поступила с ними, нехорошо, деточка, - он почти шипел сквозь зубы, исходя дурной злобой. Бесы оттягивали его рукой Катину голову всё дальше и она захрипела.

-Очень нехорошо, - отпустил и теперь можно спокойно дышать, - А теперь они так же поступят с тобой ибо нельзя мучить цветы.

" Что он, блять, задумал?" - заметалась в голове истеричная мысль.

-Эти розы хотели целовать твои руки, - голос гремит, как вагонетка в шахте, - но ты предпочла теребить свою пизду. Что ж... Любовь не знает преград и может решительно всё. И поцеловать твою пизду ей совершенно не стрёмно.

Он обошёл её кругом, остановился между раздвинутых ног и на секунду залюбовался её аппетитной задницей со следами вчерашней ременной профилактики.

Хочется обхватить эти полужопия растопыренными ладонями, и запустив в в них когти, рвать эту кожу, трахая сзади до самых гланд.
Но сейчас нельзя.
Эта процедура пока что не предусмотрена курсом терапии.

Пять роз разных оттенков красного рассекли воздух и впились своими бутонами ей между ног, прямо туда.
Пискнула сквозь ленты скотча и пытается ноги сдвинуть. Тщетно, всё продуманно заранее.

Второй поцелуй, такой же сильный, как первый, а за ним пулемётная очередь быстрых и коротких чмоков.

Целует, что есть силы, не щадит, не делает скидку на живое и нежное, а просто выбивает, как пыльный коврик.
Без остановки пищит и смешивает с урчащим хрипом.

Больно что ли? Это же хорошо... Значит живая ещё, значит есть смысл продолжать.

Лепестки осыпаются с бутонов от ударов и падают на пол. Коленки елозят по полу и краснеют. Ногами сучит.

-Поцелуи... Бывают... Разные...- от бутонов почти ничего не осталось и теперь между ног её стегают фактически голые и колючие стебли.

Рассечения и царапины... О, мамочка, как же больно...

Она не видит его лица сейчас и ей не интересно, что на нём.

А на нём - чуть скривленный рот и сосредоточенность.
Он словно работает, работу кропотливую, точную и ответственную.

Настройка топливной аппаратуры дизельной иномарки.
Подождите, пожалуйста, за дверью - мастеру нельзя отвлекаться.

*

Бесы водили хоровод и жрали шашлык под водку.
Эта квартира на четвёртом им и раньше нравилась. А теперь здесь в скором времени можно будет оборудовать филиал.
Нужно только немного отремонтировать под себя находящиеся в ней души.
В идеале это должно быть убийство.

Ангелы на втором этаже крепко обняли друг друга за плечи, как братья и застелили стол белой скатертью.

*

- Помнишь, два года назад, когда я очередной раз просил тебя прекратить это дерьмо, ты сказала мне, что хочешь быть его псиной, его сукой, и что больше тебе ничего не интересно.

Возжелать отказаться от образа и подобия человеческого и уподобиться собаке - грешно.
Само это желание является грехом и идёт от дьявола.
Облик человеческий желаешь утратить? Хорошо... Утратишь. Согрешишь и я тебе помогу в этом. Ибо только согрешив, ты избавишься от влечения к этому греху. Осуществишь - ощутишь - прожуёшь - выплюнешь - очистишься. Только осуществив желаемое, можно понять - надо тебе это или нет.

Поэтому жри, сука.

Круглые её глаза глядят, не мигая.
Скотч сорван со рта и он уже не нужен - урок о том, что кричать и кусаться не надо, усвоен и прочно вбит в голову через задницу ремнём и верёвкой.

Мотает головой.
Перед ней глубокая тарелка, в ней сухой корм, смешанный с молоком и собачьей консервой.
Несуразная вонючая каша.
От запаха тошнит и хочется отвернуться. Но это означает увесистую пощёчину. Проверено дважды.

-Жри, блять, кому говорю. Жри, - сквозь зубы рычит он на тупую суку. Сейчас веник возьмёт и по морде.
Но сука упрямится, головой мотает.
Ей противно сейчас быть сукой, не вкусно.

Ставит тарелку на пол и берёт её за шею. Резко встаёт вместе с ней. Руки её за спиной связаны, ноги верёвка обмотала, но коленки свободны, поэтому с дивана встаёт легко.

Он отпустил шею и не душит вовсе, как она предполагала. Последние три дня она вообще перестала угадывать его поступки. Ударит? по лицу? Слева или справа?

- Слышь ты, сучара, или ты будешь жрать то, что я тебе принёс, - руки в боки упёр, челюсть вперёд выдвинул, как бульдог, сквозь зубы дышит. Говорит на этот раз ровно и весомо. Грузовик летит по автобану.

-Или сейчас я накормлю тебя твоим же собственным дерьмом. Ты же любишь дерьмо, тварь?

Запах озона. Сейчас ударит молния, она это почуяла и зажмурила глаза и инстинктивно попыталась втянуть голову в плечи.
Не угадала.
Он ударил в живот и она рухнула на диван.

-Ещё пара таких ударов и ты обдрыщешь свои ляжки. Это ты понимаешь?

Рот свободен, но говорить не может - дыхание прихватило. Судорожно и часто кивает. Безоговорочная капитуляция.

-Будешь жрать? Или выбить из тебя другое блюдо?

Кивает. Нахрена сопротивлялась, спрашивается.

Ставит тарелку с собачьей кашей недалеко от подлокотника дивана. Наклоняет пленницу в нужную сторону и, придерживая за намотанные на кулак волосы, подводит лицо к миске.

-Лакай, псина. По собачьи лакай, как и хотела. Без рук. Сожрать всё и миску вылизать.

Старается.
Хватает ртом и глотает не жуя, лишь бы вкуса не почувствовать.
Как водку пьёт, залпом.
Зря о водке подумала. Сейчас стошнит. вот уже в горле жижа смердячая остановилась. А он ещё глубже в тарелку макает.
Свежего бы воздуха... Хоть глоток... Нету.

Блюёт резко и с надрывом.
Но лицо почти целиком в тарелке и рвота, смешавшись с собачьим кормом, раскашливается куда только возможно.
Ещё спазм и новая блевотина.
Хуже чем этот самый Чаппи смердит.

-Что, сука? Не очень-то и хороша жизнь собачья? Конечно же, ты человек в первую очередь. Блюёшь вот от того, что псина за лакомство считает. Но надо, пожалуй, закрепить. Ты же помнишь - апостол Пётр сказал, что всякий пёс возвращается на свою блевотину. Вот и ты сейчас вернёшься.Как через грех от греха избавляются, так и ты через мерзость очистишься.

Она успела набрать воздуха в лёгкие, но на сколько его хватит? На минуту? На две?

Дима никуда не спешил и дождался пока она не начала судорожно заходиться и булькать брызгами из вонючей тарелки.
Надрывается, кашлем заходится...
Приподнял. Отдышалась. Лицо всё в синяках и рвоте.
Такой её ещё никто не видел. Даже тогда, три дня назад в клубе, с надписью "Блядь" на лбу она казалась не такой мерзкой.
Грязной - да. Падшей - да. Но не мерзкой, как сейчас.

Не видеть эту мерзость и снова в её же блевотину ткнуть.
Поднять.
Убедиться, что мерзость так же мерзка, как и раньше. И снова ткнуть.

Так бывает. Неправильно сросшиеся после перелома кости нужно снова сломать, а потом вылечить.
Неприятно и больно, но надо. И врачи по этому поводу не комплексуют.

Последний раз лицом её в тарелку, почти пустую уже.
Встаёт и уходит молча.
Никаких слов напутствия, как обычно.

Она откатывается в сторону и тяжело дышит. Вонь уже не так отвратительна, как вначале, волосы напрочь измазаны тем, что было в тарелке.

Слышит, как захлопывается дверь. Надолго ли ушёл?
Хоть бы не на пол дня, как вчера - руки от верёвок затекать начинают, а он развяжет.
Что?
Хочешь, чтоб он поскорее вернулся? Этот маньяк?
Стокгольмский синдром, деточка, скоро начнёшь за ним плакать.

Зебру тянет под воду крокодил.
Зебра не сопротивляется и угощает крокодила своим собственным мясом.
Крокодил жрёт, глотает не жуя. Ему нравится. Вкусно. Нажрался и на зебру глядит лениво.
Зебре больно и приятно. Теперь у неё свой крокодил есть. А мясо она ещё нагуляет.

Бред какой... Две таблетки феназепама, пожалуйста!

*

Предлагаю выпить за самые светлые души, - сказал самый рогатый бес и поднял бокал с кровью.
Остальные одобрительно загудели и принялись наливать этой красной жижи и себе.
- Чем светлее душа, тем проще залепить её грязью. Эту грязь со светлого, конечно, легко отмыть, но для того и существует тот самый грех, называемый смертным. Мы много поработали, господа, и сегодня это таки случится. И совсем скоро. Я думаю даже уже...

В дверь который раз пронзительно зазвонили, а потом стали стучать. Вероятно, ногами.

А ангелы застилали на широкую кровать белоснежное бельё. Зачем?
Может быть потому, что им дано было значительно больше, чем тварям из преисподней...

*

Негодяй стоял у двери и звонил. Ногой в дверь три раза. Снова звонит.

Этого Дима никак не ожидал. Не входило в планы.
-Чё надо? - сам свой голос не узнаёт. Откуда столько дерзости и нахрапа?
- Ааа, - Негодяй обернулся.-Вот оно что. Любовь - морковь и все дела... Ха! Хороший мальчик. Герой. Рыцарь. Только блядь всё равно этого не оценит. Ей нужна грязь и пиздюлины.

Дима молчал, перекатывая желваки под скулами.
Открыть дверь, впустить, удар ножа и расчленёнка.
Картинка заиграла красками, каких не бывает в реальности.
Лет 10 дадут. Похуй.

- Зайдёшь может? -Дима мысленно решился и знал, что не даст задний ход. Пусть он только войдёт. Диму начала лихорадить, а на глаза наползал мутновато-багровый туман. Ножи там на кухне лежат. Какие хочешь.

Негодяй хотел съязвить, но что-то словно прилепило его язык к нёбу. Во рту пересохло. Завтра с корешами на рыбалку собирались.
А этот кучерявый дебил явно не в себе. К тому же боксом занимался когда-то.
Нафиг надо связываться с ним, было бы из-за чего... Даже если он с этой конченой что-то сделает - это не его, Негодяя, проблемы. Лучше с дружками постебаться - повод замечательный.

-Не, не зайду. Ботинки марать неохота. Пусть без меня счастью своему радуется, ха-ха. Такого прынца себе отхватила. Везёт.

- Тебе тут нечего делать, - тарантул изготовился к прыжку. Ещё одно слово и вопьётся ядовитыми жвалами.

-Да мне срать вообще.И на тебя и на неё, конченную, - Негодяй начал спускаться по лестнице и его предчувствие наконец-то сделало глубокий выдох.

Дима подождал пока звук шагов утихнет, вставил отобранный у Кати ключ в замок и открыл дверь.

Она стояла на пороге и плакала.
Сегодня не было уже никаких верёвок и хомутов. Не было скотча.
Сегодня он впервые за неделю дал ей свободу. Свободу выбора.

Лицо в ладони прячет и плачет.
Касается щеки её. Уворачивается, но не уходит.

-Ты слышала всё?- голос его спокоен и мягок.
Кивает и плачет.
-Он ушёл. Сам. Насовсем.
Плач становится громче.
-Его больше нет.
Рыдает.
-Иди в комнату.

Она уходит. Сколько же в ней ещё слёз, Господи?

Наливает стакан воды, подходит к ней и на корточки садится.
-О чём ты плачешь? О том, что мираж наконец-то рассыпался? Ты же знала - кто оно и что оно такое. Жизнь продолжается. Зачем плакать?

-Дим. Ну нахер я тебе такая нужна? Ты же знаешь, кто я такая. Ты не с той связываешься. Уйди от меня, Дим. Похорони за плинтусом.

-И кто ж ты такая? - если бы Дима курил, то сейчас бы он достал сигарету.

-Я блядь грязная! -Она смотрела ему в глаза и лицо её крутила злоба к этому бестолковому дураку-идеалисту.- Ты знаешь, что он со мной делал? Знаешь, что я вытворяла? Тогда в клубе, неделю назад, это ж не первый раз было. Просто тогда его друзья решили поржать надо мной чуть пожёстче. Я гнию изнутри, Дим.Ничего во мне не осталось, как ты не видишь. Тебе нормальная нужна, а я не умею. Я не знаю - как это. И не хочу учиться, понимаешь. Ты видишь во мне вот, - она провела руками вдоль себя, - внешность. А там, внутри, всё совсем другое. Я проклятая, наверное. И нет мне избавления. Не достойна ибо.

-А если я тебе скажу, что вижу глубже, чем ты сама себя видишь? А если я тебе скажу не пиздеть слишком много и не спорить с мужчиной, как того домострой учит?

Она махнула рукой и отвернулась. Уходила в себя бездонной шахтой воспоминаний и прошлого.

- На вот, успокойся немного, - Дима протянул ей стакан воды.Во второй руке лежали таблетки.
-Что это?
- Успокоительное. Успокоишься и заснёшь. А когда проснёшься, всё будет по другому. В другом мире проснёшься, обещаю.

Она посмотрела на него, как на юродивого. Но таблетки взяла и запила водой.

Другой мир... Хорошо бы... Только это сказка для малолеток... А сказки очень далеки от реальности... поспать... Вот, что действительно нужно... Сон... А там, кто знает?... Дурак этот Димка... Псих... Но клёвый... Сильный такой... Как он Негодяя отшил... И кто бы мог подумать - с виду ботан ботаном... ботан - ботаном... ботанботаном...ном-ном... номном...

Белые таблетки покатились куда-то вдаль по бесконечной дороге из звёздной пыли.
А она ехала на них верхом и выбирала на полках в сказочном магазине коробки с вещими снами.

*

Бесы переглянулись. Такого подвоха они не ожидали.
Дима взял её спящую на руки и ангелы распахнули перед ними двери в вещие сны на втором этаже. Они стёрли синяки и слёзы с её лица и повесили на спинку стула новое лёгкое платье в горошек.

От букета осталась в вазе одна только белая роза. Она упорно не хотела вянуть и ангелы захватили её с собой. Она была этого достойна. Она выстояла.

*

А потом были белые простыни и белая же скатерть на столе.
Белоснежные подушки и белая роза на них. Та самая. Последняя из разноцветного букета. Одна.
Белые слова, белые слёзы и белые картины белого будущего.

- Что это у меня на спине?
-Крылья.
- мои?
-Твои. Чьи ж ещё.
- Но они были больны. Я их изодрала.
-Я починил. Смотри.

Белые птицы спустились по лучу белого света в комнату и, не боясь, клевали из рук. Белый смех.

-Смешные какие...
- Это мы.
- кто? птицы?
- Да. Они.

Белый ветер качнул акации и те осыпались белым цветом, пряча от посторонних глаз танец двух белых душ.
Впрочем, двух ли? У белого цвета нет оттенков и разглядеть, где кончается одна белая душа и начинается вторая, не всегда возможно.

-А что это белое сверху? Снег?
- Нет. Это небеса сыпят нам наши просьбы.
- Я не просила так много...
-Я тоже. Остальное - бонусы.

Белые мечты несутся по заснеженным склонам.
Почти летят на белых крыльях. Упали. Обнимаются и смеются.
Белые облака не могут спрятать солнце. Жмурятся. Белый шум в ушах.

-Дим. Что это?
- Награда. Медаль. Премия. Не знаю.
- А за что?
- За то, что было.
- Получается, медаль за ме...
- Не говори так. Это для другой сказки название. Не про нас.
-А для этой что?
- А для этой - жизнь. Как её ещё назвать.
- Ну, назови. А то так не интересно.
-Пусть будет -Два билета до конечной.
- Почему до конечной? потому что там конец?
- Нет. Потому что дальше мы пойдём пешком.
- По дороге из жёлтого кирпича?
- По ней.

Двое обернулись парой белых волков и помчались по Млечному Пути вдогонку за падающими звёздами.

*

Валентина Ивановна никогда больше не видела ни положительного парня Диму, ни плохую девушку Катю. А другой город на необъятных просторах России пополнился двумя новыми жителями.

Ангелы сопроводили самолёт до аэропорта и помахали двоим счастливым во след. На карандаше держать, конечно, надо. А так-то справятся.

Бесы ходили по опустевшей квартире на четвёртом этаже и разводили руками. Им нечего было сказать.

Наверное потому, что не дано было бесам понять того, что было открыто ангелам.
Пути Господни неисповедимы и порой дорога к свету лежит через холод и мрак. Вашим проводником становится бес, а ноги путаются в трясине.

Не смотрите вниз, тянитесь к солнцу, просите и вам дадут.
Стучите, и ангелы откроют вам двери из подвала в лес и высокие травы.

Потому что ангелам не важно КАК мы идём. Важно - КУДА. И они лучше нас знают, что не спотыкается лишь тот, кто не ходит.
Идите и не бойтесь. Вас уже ждут.